Старушка слушала меня с живейшим интересом и участием, а потом по ее лицу вдруг потекли слезы. «Что ты?!» – бросилась я к ней. Она утерла слезки платочком и произнесла: «Значит, гены Талочки все же сказались. Я так боялась, что их унаследует твоя мама – но ничего, бог миловал. А они все-таки достались тебе».
– Значит, ты мне веришь?! – воскликнула я.
– А почему же я тебе, миленькая, должна не верить? – сказала она и погладила меня по лицу своими слабенькими, дрожащими пальцами.
– И ты веришь, что у меня могут быть такие способности?
– Ведь я же видела их у Талочки, а теперь ты рассказываешь про себя. Как же я могу не верить двум самым дорогим мне людям?
– А как ты все это можешь объяснить?
Бабулечка задумалась, а потом проговорила:
– Я думаю: все мы, обычные люди, – слепцы. А вы с Талочкой – чуть-чуть прозрели.
Я не стала говорить бабушке, что, по моему обоснованному подозрению, колдун откуда-то знал историю Талочки. Вернее всего, по своей прошлой работе в таинственной секретной организации. А может, он даже знал ее лично… Нет, я совсем не собиралась грузить старушку этим. Она забеспокоится, не заснет, станет плакать по своей любимой, канувшей в Лету сестренке… Вместо признания, что таинственная нить соединила меня с никогда не виденной мною Талочкой, я спросила:
– А как ты думаешь: при чем здесь колдун? Почему после моего похода к нему все началось?
– Жулик он, твой колдун! – в сердцах воскликнула бабушка. – Самый настоящий шаромыжник!
– Думаешь, он к моим способностям отношения не имеет?
– Да где ему там! Он, наверное, всю жизнь искал такого человека, как ты. Чтоб запугать его, прибрать к рукам, а потом чужими дарами пользоваться. И простых людей обманывать, деньги зарабатывать!
В голосе бабулечки звучала такая убежденность, что я только для порядка возразила:
– Но ведь все действительно началось после моего визита к нему.
«Может, – подумала я, – у колдуна и вправду есть аппаратура, которая обостряет и раскрывает экстрасенсорные способности? Может, они там, в своей секретной комиссии, что-то изобрели?»
– Ни при чем тут твой колдун! – с жаром воскликнула бабушка. – И голову себе не забивай! Все не так было! Вот представь себе: если человек почти слепой и видит еле-еле – в какой момент он может вдруг прозреть? И видеть хоть что-нибудь? Ведь не в сумерках же. Не в потемках. Наоборот, на ярком-ярком свету! При вспышке молнии! Вот и ты стала видеть, когда вокруг тебя молнии засверкали!
Я подумала, что бабуля заговаривается, и переспросила:
– Какие такие молнии?
– Да молнии в душе твоей сверкали! В ней что-то происходило – яркое. Неуспокоенность, страсть! Молнии – это эмоции твои. Это любовь твоя. Сначала – к Красавчику, к Нику этому, а потом – к Евгению.
Я, наконец, поняла бабушкины аллегории и спросила:
– Значит, ты хочешь сказать, что, если бы я была холодной, как рыба, – никаких экстрасенсорных способностей у меня бы не появилось?
– Не появилось, – убежденно покачала головой бабушка. – Конечно же, нет.
Мне понравилось ее объяснение, и сейчас, ночью, когда я записываю его и снова обдумываю, оно нравится мне все больше.
– Значит, – спросила я (тогда, вечером), – когда во мне все перебурлит и перестанут искры вокруг меня сыпаться, все мои дары на нет сойдут?
– Наверное, – очень серьезно ответила бабулечка. – И дай тебе бог, Лизочка, чтобы все кончилось. Дай тебе бог.
Потом наш разговор принял другой оборот, и я рассказала бабушке про то, как на меня вчера напал в нашем подъезде мерзавец и как меня спас Женя. Бабулечка только ахала, а потом снова заплакала. Мне пришлось обнять ее за плечи и успокаивать и снова налить ей вина. А потом, когда она пришла в норму, мы с ней заговорили о самом сокровенном: о моем Жене. Я спросила, понравился ли он ей. И она ответила, что он лучше, чем кто-либо из моих прежних парней.
– Он великолепный, – сказала она. – Добрый, простой и умный. И очень любит тебя.
Для меня слова бабушки были как мед по сердцу. Я в самом деле всегда очень прислушивалась к ее мнению.
– Но ты же видела его всего пять минут! – воскликнула я, смеясь. – Как же ты успела его понять?
– Попрошу не забывать, – отвечала она лукаво, но в то же время с необыкновенным достоинством, – что я – сестра ведьмы. И – бабушка ведьмы. Поэтому иногда тоже обладаю способностью видеть людей насквозь.
– Бабулечка, – осторожно спросила я. – А как ты думаешь: то, что между нами… это навсегда?
И бабушка серьезно ответила:
– Все от вас зависит, Лизочка. От вас обоих. – И тут же меня успокоила, добавив: – Думаю, что все-таки навсегда. Если будете беречь свои чувства.
Затем я решила быть совсем уж откровенной и поведала бабушке чужую тайну. То, что беспокоило меня в жизни Жени больше всего: о тех странных вещах, что преследовали его в Москве: сайте «Кукушечка-два», письме о самоубийстве, написанном его собственным почерком…
– Как ты думаешь, бабушка: что это с ним было? И что все это значит?
Бабулечка ничего не ответила на мой вопрос, и тогда я переменила тему. Мы стали мечтать, как будем вместе жить в Вене: гулять по Рингу и Грабену, ходить в Оперу и кататься на фиакре. А потом, когда я уже решила, что мой вопрос о странных событиях в жизни Евгения забыт и остался без ответа, бабушка вдруг спросила:
– А когда с Женечкой все эти непонятности происходили?
Я сразу поняла, что она имеет в виду, и пожала плечами:
– Недавно. В апреле. Точного числа я не знаю.