Даже ведьмы умеют плакать - Страница 45

– Талочку?! – переспросила я.

– Во всяком случае, так мне показалось… Дама была в длинном платье, с бриллиантовым колье на шее, и сопровождал ее спутник в смокинге и бабочке – явно иностранец. Она сидела ко мне спиной, но руки, шея, изгиб тела – все напоминало мне Талочку! Все второе действие я ни разу не посмотрела на сцену, а разглядывала в бинокль ее. Когда начался второй антракт, я оставила деда и опрометью бросилась вниз, в партер… Она, эта женщина, со своим спутником как раз выходила из партера в фойе. Мы столкнулись нос к носу. Я закричала: «Талочка!» – и бросилась к ней. Но она холодно посмотрела на меня, проговорила что-то по-французски и отстранилась. Я опешила. Они прошли мимо меня и удалялись прочь. Я бросилась за ней. Схватила за руку, развернула лицом к себе. «Талочка, – кричу, – это же я, твоя сестра!» Тут ко мне оборачивается ее спутник и говорит, коверкая слова, с явным иностранным акцентом: «Моя жена не знать вас. Мы не говорить по-русски». И они ушли.

– Ты обозналась?

– Не знаю, Лизонька… – выдохнула бабулечка. – Потом, ночью, я стала считать: тогда, в конце пятидесятых, Талочке было бы глубоко за сорок. И она прошла войну, лагеря… Но та женщина в театре выглядела так, как выглядела Талочка, когда я видела ее в последний раз – в сорок первом году. На вид ей было не больше двадцати пяти лет. Светящаяся молодая кожа, лучистые глаза, ни одной морщинки… Наверное, я все-таки обозналась. Но до чего поразительное сходство! Те же руки, плечи, шея, как у моей бедной Талочки…

– И ты так и не знаешь, кто это был? – воскликнула я.

– Увы, нет, – развела руками бабушка.

– И больше никогда ее не видела?

– Нет.

– И не слышала о ней ничего?

Бабушка немного поколебалась, а потом сказала:

– А месяца через два я получила письмо.

– Письмо? Какое письмо?

– В нем было всего несколько строчек, а в конце содержалась настоятельная просьба сжечь его сразу после прочтения. Я его запомнила слово в слово…

– Это было письмо от Талочки! – воскликнула я.

– Да, – печально кивнула бабуля. – Там было написано: «Я жива, здорова и хорошо себя чувствую. Пожалуйста, не ищите меня и не пытайтесь узнать, где я. Я вас всех очень люблю. Пожалуйста, никому не рассказывай об этом письме и сожги его сразу, как прочтешь».

– А как пришло то письмо?

– По обычной почте. Отправлено оно было с Центрального телеграфа.

– И его вправду написала Талочка?

– Ее почерк я бы узнала из тысячи, – печально сказала бабулечка, и ее глаза наполнились слезами.

…Сейчас глубокая ночь, бабушка давно спит. Она растревожилась из-за воспоминаний, всплакнула по своей давно исчезнувшей сестренке. Мне пришлось поить ее корвалолом, мерить давление… Наконец она уснула, а я стала записывать ее рассказ в дневник. И вот во всей квартире – или во всей Москве – не спим только мы с Пиратом. Он свернулся на столе в клубок и, не мигая, смотрит на меня. А я все думаю: куда же на самом деле попала Талочка? И, может, теперь ее мятущаяся душа вселилась в меня? Может, мне передались, через поколение, ее странные гены? Неужели? Неужто цепочка ДНК, передаваемая из глубины веков, и виновата в тех удивительных способностях, которыми вдруг оказалась наделена я?..

ГЛАВА 8

МИССИЯ НЕВЫПОЛНИМА? ЛИЗА. ДНЕВНИК

16 апреля 20** года.

Сегодня утром подхожу к нашему отделу и слышу, как Мишка Берг кому-то говорит:

– Нет, Лизы еще нет. Я понимаю, что очень нужна. Она всем нужна… Перезвоните минут через двадцать. Она должна подойти.

Я автоматически взглянула на часы: всего-то девять пятнадцать. Кому, интересно, неймется в такую рань?

Ускорила шаг, ворвалась в отдел – а Мишка протягивает мне телефонную трубку: «Какая-то девушка. Очень взбудораженная».

Это оказалась Сашхен.

– Что-нибудь случилось? – осведомилась я.

– Случилось, – отвечала Сашхен. – С нами хочет встретиться Валька Серебрякова. Очень хочет. Немедленно.

– А кто это – Серебрякова?

– Привет! Ты с нами в институте училась или где?

И тут я вспомнила эту Серебрякову, из одной с Сашхен группы: мышь серая, незаметная, с пегими волосами и бесцветными ресницами.

– А чего это она вдруг о нас вспомнила?

Сашхен уклонилась от ответа.

– Будет ждать нас сегодня в «Ёлках-Палках» на Пушкинской.

– Зачем мы ей понадобились?

– У нее какие-то личные проблемы. Желает поплакать нам в жилетки.

…Но уже сегодня вечером, едва мы все втроем заняли позиции в «Ёлках-Палках», я сразу поняла, что Сашхен наврала мне. И на самом деле она заложила меня Серебряковой со всеми потрохами. Потому что хотя Серебрякова от вопросов и воздерживалась, но смотрела она на меня во все глаза, как на какую-нибудь ожившую маску Клеопатры.

– Треплешься, Сашхен?! – прошипела я, когда Серебрякова отошла наполнить свою «телегу».

– Ты о чем это? – невинно захлопала ресницами Сашхен.

– Все про меня разболтала?!

– Да ты что! – ненатурально возмутилась подруга.

– А чего ж она на меня такими глазюками смотрит?! Как будто я Вольф Мессинг и Дэвид Копперфильд в одном флаконе!

– Ну, прости, – прохныкала Сашхен в ответ на мои инвективы. – Я ей только чуть-чуть намекнула. У нее такое горе, такое горе!

Горе не помешало Серебряковой набрать на тарелку гору салатов и поедать их в три горла. Аппетит ее явно не пострадал.

Вскоре она, с набитым ртом, поведала о свалившемся на нее несчастье. Оказалось, что у нее исчез бойфренд – молодой человек, с которым она вот-вот должна была подавать заявление. Исчез – с концами. Сам не звонит, а ни домашний, ни мобильный у него не отвечают.